Докопаться до истоков немецкой легенды о докторе Фаусте почти невозможно. Вроде бы есть дата его рождения — 1480 год, но где родился Фауст никто уже точно не скажет — то ли в Книттлингене у Маульбронна, то ли в Хельмштедте у Гейдельберга. Звали доктора Иоганн, а может быть и Георг, говорят, даже и не Фауст он был, а Цабель — по-латински Георгий Сабеликус. Если слово «фауст» перевести с немецкого языка, то будет «кулак», а если с латинского «фаустус», то будет «счастливый». Нужно пояснить, что в старое время в Германии, да и не только в Германии, латынь была языком грамоты и служения Богу, поэтому ученому мужу, священнику и горожанину — никому был не чужд звук латинского слова. Даже средневековый крестьянин, говорят, вернувшись с поля и вымыв руки, снимал с полки Вергилия в оригинале и прочитывал на сон грядущий пару эклог. Так что в прозвании «Фауст» немецкому уху слышалась некая удачливость и везучесть и вместе с тем крепко сжатый простонародный кулак.
Настоящий живой Фауст был, говорят, астролог, умел составлять гороскопы, он вызывал души умерших людей и выспрашивал их, что будет с живыми. Платона и Аристотеля доктор не просто знал и умел толковать, он наизусть, как молитвы, твердил их тексты. В священном ужасе замирали вокруг тугодумы — не иначе мол дьявольская подсказка и наущение. Какие только коленца не выкидывал доктор! В Вюрцбурге он хвалился, что проделает все чудеса Иисуса Христа, а в Бамберге кричал, что связался с нечистой силой. Фауст учительствовал в Крейцнахе, вызывал духов в Эрфурте, жил в Кельне и в Бамберге. Из Ингольштадта его изгнали, а в Нюрнберге попросили не проживать. Доносят про него, что он даже занимался совсем бесовым делом — книгопечатанием.
Страшная смерть настигла его в Штауфене у Фрейбурга. Рассказывали, как черт бил его головой о стены, как Фауст кричал, а потом нашли в этой комнате глаза его выпавшие и зубы...
Но все это жалкие слухи по сравнению с тем, что началось после смерти злосчастного доктора. Крестьяне, студенты, торговцы, священники — все вдруг стали врать о нем — кому что в голову приходило. Никто теперь и не доищется, почему возник интерес к столь отважному проходимцу — то ли он и в самом деле был личностью необыкновенной и к нему летала посуда с княжеского стола, то ли была в народе тоска по чудесам, по сильному человеку, способному, не шевеля пальцем, перебрасывать возы с горшками. И если такого человека не было, то очень хотелось его придумать, потому что жизнь тяжела, мрачна, убога, труд бесконечен... Но жил да был доктор Фауст, которому только бровью повести — князья затрясутся в страхе, священники проглотят языки, а у рыцаря на лбу вырастут оленьи рога. Бойкие базарные кукольники быстро подхватили эти немудреные побасенки, и пошел Фауст гулять по немецким ярмаркам, вертя над толпой пестро раскрашенной головой. Дивился немецкий народ, похохатывал, и звякали грошики в театральной копилке.
А тем временем началась крестьянская война против князей, монастырей — за религиозную свободу, за раскрепощение деревенского жителя, за единство Германии, которая раздроблена была в те времена на множество мелких княжеств. Тут и пригодился остроумный кукольный Фауст. Бойкими стишками он звал народ на борьбу, говорил, с кем и за что бороться. Нечаянно оказалось, что он очень сильный — этот выдуманный и в чем-то невыдуманный герой, он вдруг стал общим местом простонародья, как бы духовной площадью, на которую горевать шли люди и радоваться.
В 1525 году восставшие были рассеяны, жесткой рукой восстановлен порядок, но Фауст не умер, не исчез, не растворился в народной молве. Священники в проповедях стали пугать им народ: не делайте, люди, как он, не восставайте против святой церкви и ее слуг, иначе вас черти вздуют! Появилась книжка «История доктора Иоганна Фауста, волшебника и черного мага», в которой подробно рассказано, как доктор Фауст, ученый, поддался гордыне и продался нечистой силе — подписал контракт с дьяволом, по которому дьявол служил Фаусту 24 года, а потом жестоко расправился с ним в соответствии с тем же контрактом. «Вот куда ведут науки, любопытство и верткий человеческий разум, — твердили о Фаусте, — прямо в лапы нечистой силы. Вцепится и не отпустит!»
«Историю» издал в1537 году во Франкфурте Иоганн Шпис. И — трудно представить себе подобное чудо — книга о Фаусте за один год была переиздана двадцать два раза! Ее тут же перевели на английский, французский и чешский языки. О Фаусте заговорили повсюду — ученые мужи, проповедники и поэты. Его как бы пожелали отнять у простого народа и повысили в звании, но буян и сумасброд Фауст никак не желал расставаться со своим кукольным образом и торговыми площадями.
Торговая площадь, нужно сказать, это всегда самый центр средневекового немецкого города. В Германии сразу видно, что город вообще исторически образовался вокруг места, куда привозили и где обменивали товары. У торговой площади — самые богатые дома, храм и обязательно — ратуша, где заседала городская власть. И вот на площади, где-нибудь между овощными и мясными рядами, вывесит кукольник свою немудреную тряпку и давай показывать да рассказывать, как Фауст заставил опростоволоситься господина графа, как ловко провел он княжескую жену. Народ покатывается от смеху, на лету подхватывает колкий стишок, удалое словцо. А рядом, в соборе, проповедник толкует о том, как Фауст отступил от Господа Бога, продал душу нечистой силе, ибо обуяла его гордыня и вообразил о себе человек слишком много, за что и был страшно наказан.
Так стало два Фауста — Фауст-мститель и Фауст-пугало, Фауст площадей и Фауст соборов, Фауст проповедей и Фауст народных песен.
Известно, что люди умирают дважды: один раз физически, а второй раз — в людской памяти. Странная судьба была уготована загадочному доктору, который неизвестно, где родился, и неясно, как жил. Давно его уже нет на свете, никто не помнит, как звали властителей тех земель и тех городов, из которых его изгоняли, а ведь сильные были люди, богатые, произносили такие слова, от которых зависели судьбы сотен тысяч людей. Они пожалуй и знать не хотели ни про какого Фауста, а вот, поди ж ты, они в людской памяти умерли, а доктор Фауст живет. Год от года, из века в век память о нем ширится и растет, и как бы увеличивается значение Фауста для людей.
Не успели издать книгу о Фаусте по-английски, как двадцативосьмилетний английский драматург Кристофер Марло написал «Трагическую историю доктора Фауста» и с шумным успехом поставил ее в лондонском театре. Через год гениального драматурга убьют в драке, и столетиями потом будут люди гадать: преднамеренно убили его или случайно, но история эта адским пламенем высветит лик Фауста, лик человека, бросившего вызов силам по ту и по эту сторону бытия, словно в смерти этой виноват Фауст и черт, с которым он связан.
Так Фауст перебрался с зыбкой почвы легенд на прочный фундамент литературы. И что же тут началось! Уже в 1600 году из туманной Англии Фауст возвращается в столь же туманные родные пределы. Пьесу Марло перевели на немецкий язык, и бродячие труппы показали ее всей Германии. Пример Марло словно открыл глаза немецким писателям и поэтам: все принялись за фаустовские сюжеты. Писались пьесы, слагались стихи, а в 1791 году Фридрих Максимилиан Клингер издал даже роман «Фауста жизнь, деяния и адский путь».
О Клингере стоит сказать несколько подробнее, хотя бы потому, что биография его теснейшим образом связана с нашей страной. В годы учебы ему, бедному студенту, деньгами помогал Гете, а с 1780 года Клингер жил в России, женился на внебрачной дочери графа Алексея Орлова, был начальником Петербургского кадетского корпуса, куратором Дерптского университета, попечителем Смольного института и дослужился до высокого звания генерал-лейтенанта. В Бородинской битве на стороне русских войск погиб его сын Александр. Философский роман о Фаусте Клингер издал в Лейпциге, но обнаружилось это позже, так как в страхе перед цензурой издатель по просьбе автора обозначил местом издания Санкт-Петербург. Роман за десять лет был издан три раза (1791, 1794 и 1799 годы). В 1799 году, во время Французской революции, роман запретили ввозить в Россию. Цензор нашел в нем бунтарский дух и французское влияние. На русском языке роман Клингера о Фаусте, в котором, кстати, вместо Мефистофеля выступает Левиафан, был издан в 1913, а потом — в 1961 году. Ф.М.Клингер был также автором пьесы «Буря и натиск», которая дала название целой литературной эпохе в Германии. Литераторы «Бури натиска», а к ним принадлежал молодой Гете, а также и Шиллер, боролись против окостеневших литературных норм, их сюжеты всегда завязаны вокруг сильной личности, как правило из немецкой истории. Таков, например, «Вильгельм Телль» Ф.Шиллера. К подобным сильным личностям был причислен и Фауст. Молодые люди, объединившиеся в этом литературном движении, были очень революционно настроены. «Мы призваны исправить вред, от которого страдает мир вследствие скверных традиций», — писал Клингер, который считал, что все, созданное Богом, — прекрасно, и оно только портится в руках человека. В этом сумасшедшем доме, который зовут человеческим обществом, благородное и доброе осуждено на мучения и погибель, а зло неизбежно торжествует, — так думал Клингер и многие вместе с ним. Поэтому и Фауст у Клингера — это борец со злом в мире, титан, восставший против современных ему порядков.
За Фауста брался и такой замечательный писатель, как Лессинг. Он был проповедником античного гармоничного искусства и пытался поведать историю Фауста на свой лад, но черт его, что называется, толкнул под руку: Лессингу помешал в трагедии дьявол, и дальше отрывка он не пошел.
«Главного» Фауста, того, о котором вот уже около полутора веков говорят, пишут и спорят, и, судя по тому, как протекает это нескучное дело, проговорят, пропишут и проспорят еще немалое время, «настоящего» Фауста написал человек, о котором сказаны все самые лестные литературоведческие прилагательные, поэтому нет надобности их тут повторять. Этот человек — Гете.
Иоганн Вольфганг Гете родился во Франкфурте на Майне в 1749 году. Не часто, но все же случается на свете и так, что одаренному человеку не приходится пробираться в жизни слишком тернистыми путями. Поэт родился в весьма состоятельной семье, каких и в богатом Франкфурте было не много. Дедушка его был главным юристом в городе, фактически его главой. Отец поэта нигде не служил и занимался хозяйством. Не нужно, думается, и говорить, что Гете получил блестящее по тому, да и по нашему времени образование. Литературный талант рано сделал его знаменитым, а роман «Страдания молодого Вертера» принес ему широкую славу. В 1775 году в возрасте 26 лет он из Франкфурта перебирается в Веймар на службу к герцогу Карлу Августу, где прожил до конца своих дней, будучи то министром, то тайным советником. Умер Гете в 1832 году. Он написал очень много, но «Фауста» считал самым главным своим произведением. Писал его Гете, можно сказать, всю жизнь — почти 60 лет, и закончил за год до смерти.
Эти 60 лет были переломными в истории человечества. В них коренится многое из того, чем живы мы до сих пор. Еще не погашены костры инквизиции, на которых сжигали «ведьм» (с последней «ведьмой» в Германии расправились 11 апреля 1775 года. Звали ее Анна Мари Швегелин), но уже изобретена паровая машина (1769 год). Во многих странах крепостное право, а в Америке в 1787 году принимают конституцию, во Франции в 1789 году появляется «Декларация прав человека и гражданина». Люди пишут еще гусиными перьями, а уже в 1823 году изобретают электромотор, в эти же годы входит в употребление цемент, спички. За шестьдесят лет работы над «Фаустом» изменилась даже бумага, на которой Гете его писал, В 70-е годы восемнадцатого века ее делали из хлопка и рукописные книги считались благороднее типографских, а в 30-е годы века девятнадцатого писали уже на бумаге из древесины и рукописные книги навсегда ушли в прошлое. Нетрудно представить себе, как страшно было в те годы людям, устои жизни которых не менялись веками. В 1802 году можно было видеть в Испании последнее сожжение «ведьмы», а через два года пожалуйте в Англию посмотреть, как покатил по рельсам первый паровоз. Ясно, что средневековый Фауст со всеми его проделками покажется мальчишкой по сравнению с братьями Монгольфье, которые в 1783 году поднимаются на воздушном шаре. Швейная машина, паровоз, пароход, впервые переплывающий океан в 1819 году — вот что должно было казаться настоящей чертовщиной и чудом! Прогресс науки и техники — вот тот дьявол, которому запродал себя человек! — так должно было считать обыденное сознание тех лет. Вместе с тем сами собой возникали вопросы: во благо или во зло использует человек эти новые, дьявольские возможности? Как он ими распорядится? Что станет с ним самим, человеком? С учетом вечности прогресса и вопросы-то, можно сказать, вечные.
«Характер Фауста на той высоте, на какую из древних грубых народных сказок вознесло его новейшее образование, предполагает человека, чувствующего себя неспокойно и неуютно в обычных земных пределах. Обладание высшим знанием, совершеннейшим благом едва смиряет его тоску, поэтому куда бы ни обратился его вездесущий дух — отовсюду он возвращается только в большем горе,»- так писал Гете о своем герое, которому придал определяющую черту человечества — вечное недовольство собой, вечную устремленность к высшему, недосягаемому и едва ли когда-нибудь достижимому. Гетевский Фауст — не пугало для благочестивых людей, не твердолобый революционер — попиратель законов и разрушитель традиций. Он — человек во весь его вселенский размах — от Бога, в Его горних высях, до дьявола, в его кромешной тьме.
Вот собственно и вся предыстория «Фауста». Но чтобы хоть в какой-то степени оправдать необходимость нашей «Истории о Фаусте и черте», которая след в след пройдет за сюжетом Гете, мы приведем его слова, написанные по поводу переводов Шекспира, но вполне отвечающие и на возможные вопросы относительно нашей обработки «Фауста». «Нам, немцам, везло в том смысле, что многие произведения других народов были с первого же раза легко и хорошо переведены на немецкий язык. ... Я высоко ценю ритм, рифму — только благодаря им поэзия становится поэзией, но собственно глубокое, подлинно действенное, воспитующее и возвышающее — это то, что остается от поэтического произведения, когда оно переведено прозой. Только тогда мы видим чистое, неприкрашенное содержание, ибо внешний блеск нередко подменяет его, если оно отсутствует, и заслоняет, если оно имеется. Поэтому я считаю, что для первоначального воспитания молодежи прозаический перевод предпочтительнее поэтического... Критические переводы, соперничающие с оригиналом, служат, собственно, лишь для развлечения ученых мужей.»
Если нам удастся сообщить читателю «чистое и неприкрашенное содержание» «Фауста», мы будем считать свою цель достигнутой.
Вот и все, что нужно было и что хотелось сказать в самом начале.