— Ты плыл вместе с Гиппасом? — спросил Пифагор.
Маракис поставил чашу на землю и покопался в мокрых вещах.
— Вот его пояс.
Он подал Пифагору ремень, на котором медными заклепками выбито: «Гиппасу принадлежу».
— Мы вместе висели на этом ремне, но разве удержится нарушивший гармонию бытия?!
Маракис помолчал, пока Пифагор разглядывал надпись, а потом заскулил, подняв над головой чашу.
— Да ты, Пифагор, не бог ли? Самой гармонии ты, может быть, повелитель?! Не море убило его, учитель, но ты. Он нарушил гармонию бытия, а ты от бытия его отстранил.
— Гиппасу принадлежу, — громко сказал раб.
Маракис повернулся к нему и от неожиданности засмеялся.
— Напугал ты меня. Словно камень проговорил, хе-хе!
— Что ты хотел сказать? — обратился Пифагор к рабу.
— Я Гиппаса погубил.
Пифагор напряженно смотрел на раба, а Маракис переводил взгляд с одного на другого. Раб бросил ветку в огонь, и полетели по ветру искры.
«И у ветра, видно, своя шестая волна, — думал Пифагор. — И рыба, наверное, не видит воды, как нам не заметен воздух. Есть среда для души, и для разума есть среда. Из одного не переходят в другое, потому что перейти значит нарушить гармонию бытия. Не лезь с душой в разум! О душе не суди разумно!»
— Преступившему гармонию бытия, — сказал раб, — я правду открыл: нет никакой гармонии бытия. — Слеза блеснула в глазу раба. — Неверие в тебя, Пифагор, я ему открыл. Общей меры у стороны и диагонали нет.