И увидел Иона Карпыч Гоголя. Он стоял, поджавшись, как бы вдавившись в себя самого — такой скромняга, такой самогрыз! Никак не угадывался в нем повелитель русских языковых пространств. Седые с прочернью волосы свисали по сторонам лица, глаза смотрели требовательно и строго.
— Здравствуйте, Николай Васильевич, — проговорил Иона Карпыч с поклоном.
— Здравствуйте, умерши! — отвечал Гоголь и отвесил поклон вдвое ниже.
— Я не умерши, я еще не родившись, — поклонился Иона Карпыч еще раз.
Хотелось перещеголять Гоголя, если ни в чем другом, то в смирении, но и в смирении не превзойти великого человека.
— За что вы палкой меня?
Глаза Гоголя сделались тоскливо-серьезны.
— Неужели не ведомо вам, что не бурей морскою, не брюхом кита вас покарает Всевышний. Ваш побег отмечен будет страшнее. Разве будущность вам не видна?
— Николай Васильевич, — проговорил Иона Карпыч, и ужас дохнул на него морозом, — Ниневия погибнет?
— Погибнет, если не покается. Если вместе со всеми царь в изодранной хламиде не сядет в пепел. Не жить Ниневии, бо грешна.
— Я, разве, избран о том сказать?
— Всякий мыслящий избран.
— Прямое слово не убедит. С вечностью надо свериться, к душам обратиться надо, — пробормотал Иона Карпыч, смутившись.
И тут же вырвался у него укор:
— Души-то на Руси при вас омертвели, под вашим, можно сказать, пером.
Гоголь не отвечал, смотрел вкось, а потом поднял глаза.
— Пострадал я за то, что мертвыми назвал души. Заживо погребен, чтобы понял о смерти и бессмертии всё. Люди могут быть мертвы, а души не могут. И о ком говорят: бездушный, значит, говорят как о неживом.
— Я думал, небытие только вечно, — добавил Гоголь так тихо, что, не будь тишины небесной, Иона Карпыч не услышал бы ничего. — Взгляните, какое вычитание на мне произвел Господь! Смех — из слёз. Слезы — из смеха. Всё до нуля во мне вычтено, и бытие — пустота. Пушкин звал языком спасаться. Мол, язык жив — и народ оживет...
— И теперешние поэты на язык уповают.
— На что же и уповать, если поэту только и дан язык, — рассердился Гоголь.
— Что же делать мне, Николай Васильевич?
— Рождайтесь для России, — проговорил Гоголь. — Плохо сейчас в России. Из Израиля Бог вышел, а Россия может стать смрадной ямой, концом света может Россия стать. Вот какие сюжеты.
Гоголь вскинул руки перед собой.
— Взгляните, каковы над Россией мраки! Как над Иудеей две тысячи лет назад. Иди, пророчествуй и суди, чтобы содрогнулась Россия и выгнала Чичикова из коляски. Вор в коляске России. Вор.
Огромные часовые шестерни вдруг объявились, и Гоголь толкнул Иону Карпыча в эти шестерни. Зубья зацепили его, зажевали, и послышалось тиканье часового сердца Земли.