Жили-были старик со старухой, и жили они на пенсию — бедно жили. Сын помогал немного, но, когда у него еще один ребенок родился, перестал помогать. Дочку же угораздило за пьяницу выйти — еле концы сводила с концами.
Решил дед в торговлю удариться. Сделал табуретку из магазинных ящиков и пошел на рынок. Но на рынке место надо купить да еще какому-то малому отстегнуть нужно. Дед не купил себе место — не на что, а малый не захотел ждать, пока за табуретку заплатят.
— Не отстегнешь — смотри сам! — сказал малый и отошел.
Сначала милиционер стал гнать деда с рынка. Но у старика вид больно жалкий — смилостивился милиционер, махнул рукой:
— Я тебя не видел, ты про меня не знаешь.
Но тут подошли лихие ребята, мол, отстегивай тому малому или катись!
Дед ребят стыдить начал, а они, бугаи, дернули табуретку в разные стороны, рассыпали на палки и этими палками выгнали деда с рынка:
— Вот тебе рыночная торговля!
Нашел дед милиционера, пожаловался.
Тот усмехнулся.
— Я же сказал: я тебя не видел, ты про меня не знаешь. Кто себе места не купил, тот вне закона. А и хоть с местом — тут все равно отстегивать надо. На рынке свои порядки.
Вернулся дед домой с разбитой душой.
— Что же с Родиной стало, если стариков гонят и бьют, и бедный человек кругом вне закона — делай с ним что хошь?
— Была Родина великая, стала дикая, — сказала старуха.
На другой день пошла на добычу денег старуха. Встала где ребята пиво покупают и пьют. Поставят бутылку на землю — она ее подберет. Заметили ребята, что бабка — бедная, стали деньги в руку совать:
— Бери, не стесняйся!
Набрала бабка бутылок сумку, но тут появился какой-то сильно пьяный, дал по сумке ногой — бутылки побил и сумку порвал.
Кто-то встал на защиту старухи, и завязалась драка. Когда драка кончилась, пришел милиционер и прогнал бабку от пивного ларька:
— Нечего нищенствовать и побираться!
Вернулась старуха домой с разбитой душой.
— Что же с Родиной стало, если стариков стали гнать?
— Была великая, стала дикая, — сказал дед.
Бабка подумала немного и говорит:
— Видать, пришла пора помирать. От пенсии ничего не осталось. Мне подали тут ребята немного рублишек. Иди селедки купи! Поедим селедки, воды попьем — попируем. А потом помрем. Ничего нам больше не остается.
Взял дед последние деньги и пошел в магазин. Но и тут — неудача. Не оказалось в магазине такой маленькой селедки, чтобы у деда на нее денег хватило.
— Ну найди! — просил дед продавщицу. — Неужели перед смертью нам со старухой селедки не есть?
— Да я всю бочку перемутила — нет рыбы по твоему кошельку, — ответила продавщица. — Иди отсюда! Надоели вы, старые.
Потопал дед прочь, но хозяин магазина остановил.
— Не побрезгуешь? Тут вчера выпала селедина ржавая. Выбрасывать жалко, отдам за полцены.
Купил дед ржавую селедку на последние деньги, сунул в пакет и идет домой. А сам про Родину думает.
«Всю жизнь со старухой хребтину ломали на эту Родину. А теперь вон как обернулось. Была великая, стала дикая».
Чует старик — кто-то в ногу клюет. Поглядел, а селедка в пакете — живая и рот разевает, словно говорит.
Прислушался: и правда — слова.
— Отпусти меня, старче, в воду! Любое желание твое исполню. Только отпусти!
— Да как же я тебя отпущу? — загоревал дед. — Что бабка скажет? Да и какие мои желания — помирать пора.
— Так ведь любое желание! — проговорила селедка.
Выделила слово «любое».
— Даже самое большое?
— Даже самое-самое.
— Мне ничего не надо. Сделай мою Родину снова великой!
— Будь по-твоему, — ответила селедка. — Придешь домой, включи радио!
Открыл дед пакет и выпустил селедку в речку. Вильнула ржавым хвостиком и уплыла.
Вернулся дед домой.
— Где же селедка? — спросила старуха.
Рассказал он, как дело было, и велел включить радио.
Первые же слова прозвучавшие были про великую Родину.
— Исполнила рыбка что я просил, — обрадовался старик. — Снова мы великие.
И исцелилась его душа.
— Как люблю я тебя! — сказала старуха. — Другой бы о себе сначала подумал, о сыне, о дочери, обо мне. Видать, помирать нам на нашей великой Родине, не поевши селедки. Но душа моя исцелилась.
Поцеловались они напоследок, обнялись и навсегда уснули.